Академия наук

Джеймс Джойс и Вирджиния Вульф: миф и символ

Автор: Кравцова Марина Александровна, аспирантка Таврического национального университета им. В.И. Вернадского

Постановка проблемы, актуальность и новизна исследования. В современном литературоведении известно много работ, в которых авторы, упоминая английскую писательницу Вирджинию Вульф, непременно соотносят ее с ее современником ирландским писателем Джеймсом Джойсом. Это не удивительно, ибо становление Джойса, Вульф и других писателей их поколения происходило одновременно. Даже если некоторые из них и не были близки, тем не менее, их навсегда связал тот особый климат, атмосфера времени, в которой они вместе жили и боролись за обновление литературы. Джойс, как и Вульф, был из тех, кто определил для себя как  писателя новые литературные ориентиры, цели и задачи, «очистил их от старого». Джойс и Вульф видоизменили характер взаимодействия формы и содержания в произведении, отвергнув традиционные нормы. Они настолько разделяли жизненные взгляды друг друга, что должны были всерьез интересоваться литературными достижениями друг друга. Это и объясняет мнение о подражании Вирджинией Вульф своему современнику. Тем не менее, упоминание о подражании чаще всего ограничивается «потоком сознания», да и то с оговоркой, так как Вульф не одобряла вульгарного языка героев Джойса.

Несходство в творчестве двух писателей обнаруживается в том, что в своем романе «Улисс» Джойс обращается к античной мифологии, а Вульф, вместо мифов, использует символические образы. Однако это различие не имеет существенного значения, так как в современной литературе миф и символ одинаково служат иносказательному выражению универсального характера обсуждаемых проблем, поэтому исследование функциональной схожести примененных писателями мифа и символа представляется новым  и актуальным.

Анализ публикаций. Функциональное сходство мифа и символа обнаруживается, прежде всего, по соотношению в них общего и единичного. По мнению Ф.-В. Шеллинга, мифология создает в особенном всю божественность общего, символ же – это синтез с полной неразличимостью общего и особенного в особенном [10]. На взаимосвязь мифа и символа указывают многие исследователи, например, Г.Н. Шелогурова, А. Белый [2]. А В.Я. Брюсов в статье «Смысл современной поэзии» (1921) утверждает, что «большая часть мифов построена по принципу символа, мало того, иные символисты даже любили называть свою поэзию «мифотворчеством», созданием новых мифов» [3, c. 432]. Такая же взаимосвязь просматривается у Р. Барта, который отмечал, что «в мифах происходит искривление пространства и времени. В них мир реальный, представ для нас как «плодотворная двусмысленность», трансформируется в мир символический, что ведет к его резким искажениям. Но эти искажения не только неизбежны, но и позволяют увидеть проявления вещей в их символических связях со всем миром» [1, с. 252].

На генетическую взаимосвязь мифа и символа обратили внимание А. Потебня и В.А. Сарычев, заявив, что «символ неизбежно приводит к мифу, миф вырастает из символа» [8]. Еще одну существенную черту символа выделил Ю.М. Лотман: «Символ никогда не принадлежит какому-либо одному синхронному срезу культуры - он всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее. Память символа всегда древнее, чем память его несимволического текстового окружения» [6, c. 193]. То есть «в символе всегда есть что-то архаическое» [6, c. 193].

Цель исследования. Такая тесная природная взаимосвязь символа и мифа не может не привести к сходству их функций: только миф реализуется в процессе развертывания символического ряда, создавая целую концепцию жизни человека, а символ осуществляется в русле мифа, выражая некую идею.  Функциональное сходство мифа и символа лучше всего проявляется в диалогических произведениях, в частности, в романе Джеймса Джойса «Улисс» (1922) и в романах Вирджинии Вульф «Миссис Дэллоуэй» (1925) и «На маяк» (1927). У Джойса идейной концепции мифа об Улиссе противопоставлена концепция жизни людей начала ХХ века, и у Вульф идеям символов противопоставляется идеология ее современников. Поэтому целью данного исследования является определение аналогии функций идейной концепции имплицитного мифа в романе Джойса и идейного значения «объединяющих» символов в романах Вульф.

Основной материал. Итак, роман Джойса «Улисс» основан на диалогическом противопоставлении событий одного дня жизни трех дублинцев – Стивена Дедалуса, Леопольда Блюма и его жены Молли – с событиями эпико-мифологического сюжета гомеровской поэмы. Это противопоставление имплицитно, так как миф не излагается, только его название вынесено в заглавие романа. Таким способом автор инициирует читателей на сопоставление современной истории с событиями мифа, знание которого предполагается.

Диалогическое противопоставление всегда равноправно, недаром И.В. Шабловская в своем учебнике «История зарубежной литературы» (ХХ век, первая половина) (1998) различает в «Улиссе» два мифа – «современный и древний, стилизованный и оригинальный» [с. 157]. На равноправие этих мифов указывал, в частности, Клод Жаке: «День Блюма, цикл и возвращение, равен десяти годам блужданий Улисса, всей жизни или всей истории человечества, так же как Дублин равен миру Гомера или всей вселенной» [11, c. 213].

Поскольку миф всегда несет в себе концепцию человеческой жизни и представляет собой, по словам Ю.М. Лотмана, «поэзию глубоких жизненных воззрений, имеющих всеобщий характер», то в результате сопоставления двух мифов романа типичные дублинцы превращаются в представителей всех людей ХХ века, так же как герои «Одиссеи» представляют все общество античной Греции [5]. Признаки мифа в современной истории особенно проявляются в том, что в ней присутствуют так называемые основные жизненные события – рождение (посещение роддома), смерть (похороны Дигнема), а также разные обыденные дела, которые совершают практически все люди в XX веке.

Равноправие форм не мешает противопоставлению в бинарной оппозиции идеологий обоих мифов. Основной идеей античного мифа является преданность в отношениях Улисса, его жены Пенелопы и их сына Телемака, которая лежит в основе всех их поистине героических поступков. Современный миф, напротив, выражает идею измены, которая проявляется в многочисленных мелких подлостях героев. Блюм, в этом отношении, является антиподом Улисса, Молли – Пенелопы, Стивен – Телемака. Данное идеологическое противопоставление, согласно основному диалогическому принципу М.М. Бахтина, названному «персонификация идей», распределено между выразителями противоположных концепций: между эксплицитным повествователем, который излагает мировоззрение трех современников, и имплицитным повествователем – выразителем идеологии античного мифа, представленного имплицитно. Современная концепция описана в субъективных «потоках сознания» героев, древняя концепция предстает объективной истиной, выраженной иносказательно имплицитным повествователем. Как отмечает В.В. Силин, современная мифологическая концепция «представлена с иррациональной точки зрения трех героев, а рациональную концепцию древнего мифа выражает, соответственно, имплицитный повествователь» [9, с. 96]. 

От сопоставления с античными героями современные герои романа Джойса сильно проигрывают, и создается впечатление, что древний миф призван пародировать современный. Действительно, судя по его поступкам, Блюм выглядит полным ничтожеством по сравнению с Улиссом; он переживает, что его сын, который мог бы быть ровесником Стивена, умер в младенчестве; и он страдает от измен жены. Стивен, который испытывает сыновье чувство к Блюму,  поссорился с собственным отцом и ушел из дому, он даже не исполнил предсмертной просьбы матери и не заказал литургии в ее память. Молли, которая постоянно изменяет мужу, совершенно не похожа на верную Пенелопу, которая любыми способами пытается избавиться от назойливых претендентов на место Улисса.

Однако ввиду диалогического равноправия противопоставленных мифологических концепций современная история «Улисса» также пародирует древнюю. Эту особенность романа Джойса отмечает В.В. Силин, который пишет, что «взаимное пародирование основано на несовершенстве обеих концепций: древняя концепция жизни представляет идеальных героев, а современная – посредственных и грешных, однако современная жизнь реальна, а жизнь древних полна неправдоподобных, фантастических событий. Вследствие спорности обеих концепций герои романа не выглядят однозначно негативными» [9, c. 96]. Этот эффект хорошо также охарактеризовал Клод Жаке: «В «Улиссе» отсутствует систематическая деградация настоящего по отношению к прошлому. Блюм не является героико-комическим персонажем, а если и бывает таковым, то в более двусмысленном виде, чем в бурлесках, поскольку сопоставление с «Одиссеей» остается имплицитным. Посредственность Блюма в сравнении с Улиссом или его примерная храбрость перед лицом забавных противников, являются недостаточными, чтобы представить его смешным. На самом деле, Блюм – одновременно тривиальный и мифический, современный и универсальный, и параллель находится на двух уровнях, серьезном и бурлескном» [11, c. 217].

Таким образом, несмотря на пародирование, подобное противопоставление несовершенных концепций формирует в романе серьезный конфликт универсального характера, который не решается, и потому создает в романе идейную амбивалентность, следствием которой является особый прагматический эффект – побуждение читателя самостоятельно решить конфликт двух идейных концепций. Как отмечает В.В. Силин, в романе Джойса ощущается возможность представить, что при определенных условиях современники способны совершить героические поступки, и что эти поступки не будут обрастать небылицами, как подвиги Одиссея» [9, c. 96-97].

В то время как миф представляет в романе Джойса развернутую идейную концепцию, включающую несколько образов и событий, Вирджиния Вульф выражает универсальную идею одним многозначным образом – «объединяющим» символом. Символы романов Вульф названы «объединяющими», так как всегда выражают то общее, что объективно роднит героев, несмотря на их различия.

В романе «Миссис Дэллоуэй» символических образов несколько. Внешне их объединяющая функция состоит в том, что они одновременно привлекают внимание Клариссы и всех людей, находящихся на улицах Лондона. Прежде всего, таким «объединяющим» символом является автомобиль с коронованной особой, за продвижением которого следят многие, в едином порыве повернув головы. Именно это инстинктивное движение головы, которое заставило людей отвлечься от собственных субъективных переживаний, выражает идею их сходства.  На некоторое мгновение создается ощущение родства человеческих чувств и мыслей, когда противоречия и разногласия исчезают, а их носители воссоединяются на пути к общей цели: «Автомобиль исчез, но следом легкая рябь побежала … На целых тридцать секунд все головы замерли, дружно склонившись в одном направлении – к окнам» [4, c. 36]. Но тридцать секунд единения проходят, и герои снова отрешаются от реальности, погружаясь в свои потоки сознания, состоящие из размышлений, воспоминаний, впечатлений. Однако вскоре в их жизнь врывается новый «символ», объединяющий всех, кто находится «на Мэлле, в Грин-Парке, на Пиккадилли, на Риджент-стрит, в Риджент-Парке» [4, c. 38]. Герои в едином порыве поднимают головы вверх, чтобы увидеть, что, «как поезд вырывается из туннеля, аэроплан выскочил из-за облаков ... Вдоль всего Мэлла люди стояли и смотрели в небо. Они смотрели, а весь мир словно замер ... » [4, c. 38]. Поднятые вверх головы вполне очевидно показывают, что у противоположностей много общего и что общее состоит из противоположностей.

Единство в романе «Миссис Дэллоуэй» выражено посредством еще одного символа –  звоном курантов Биг Бена, заставляющего всех обратить внимание на время. Время сводит разных героев: «Было ровно … двенадцать по Биг-Бену … когда Кларисса Дэллоуэй положила на кровать зеленое платье, а Уоррен-Смиты шли по Харем-стрит. Им было назначено ровно в двенадцать. Наверное, подумала Реция, этот дом, где серый автомобиль, и есть дом сэра Уильяма Брэдшоу» [4, c. 92]. Звон часов застигает всех за делами, но все именно в этот момент отвлекаются и воссоединяются в едином осознании времени: «Звук Биг-Бена … застиг Клариссу за письменным столом … очень расстроенную и злую. Да, совершенно справедливо, она не пригласила Элли Хэндерсон к себе на прием …  И вдобавок Элизабет заперлась с Дорис Килман … Вошел Ричард, протягивая ей [Клариссе] цветы» [4, c. 110].

В романе «На маяк» сама героиня, миссис Рэмзи, является символическим образом, объединяющим всех героев, так как она олицетворяет собой Женщину во всех ипостасях – мать большого семейства, жену крупного ученого и хозяйку дома, полного гостей, «чей талант – выделять элементы вещей и соединять их, создавать единое» [4, c. 302]. Особенно очевидным становится это ее значение во второй части романа, когда без нее дом семьи Рэмзи пуст и неухожен, жизнь в нем замерла, поскольку его хозяйка умерла: «И вот погашены лампы, зашла луна … началось низвержение тьмы. Ничто, казалось, не выживет … замерло все» [4, c. 256]. Этот символический образ выражает всеобщее желание обрести и сохранить семейное счастье и домашнее тепло.

Другим «объединяющим» символом романа является маяк, олицетворяющий общее стремление героев и всех людей к счастью, к добру, к идеалу: «Какой-никакой, крохотный, как листик, обмокнутый стеблем в золотое марево вод – он ведь тоже, значит, имеет свое назначение во вселенной – этот маленький остров?» [4, c. 300]. Он выражает движение к общему предназначению, к единому центру, в котором, как отмечает Н.П. Михальская, «все переплетается и скрещивается» [7, с. 93]. Проявляется это единство в общем желании совершить поездку к маяку, которая вначале откладывается ввиду плохой погоды, затем по причине войны и смерти миссис Рэмзи, но, наконец, свершается в конце третьей части романа, хотя повзрослевшие дети уже не ощущают той радости, которая сопровождала их мысли о маяке ранее: «Когда отец ни свет ни заря, протопав по коридору, вырывает их из постели ради своей экспедиции на маяк, - это ведь колесо давит ногу ему [Джеймсу], Кэм, чью угодно еще» [4, c. 297]. Но именно так осуществляется проявление единения противоположностей, их противоречивых индивидуальных мнений – маяк в итоге объединяет заботливую мать семейства миссис Рэмзи и эгоистичного отца-тирана мистера Рэмзи.

Объективной идее общности людей, выраженной имплицитно символическими образами, в романах «Миссис Дэллоуэй» и «На маяк» диалогически, в бинарной оппозиции, противопоставлена идея их принципиального различия, представленная в  субъективных «потоках сознания» персонажей, в которых становятся очевидными их разногласия и разобщенность. В романе «Миссис Дэллоуэй» Кларисса стремится сделать все для устроения приема и в ней заметно «невыразимое достоинство, восхитительная сердечность; будто она всему на свете желает всего доброго» [4, с. 151]. Ричард интересуется лишь политикой, поддерживает свою деловитость и авторитет, и даже когда он решился прийти к жене с букетом красных и белых роз, то «так и не выговорил, что он ее любит, как собирался, именно в этих словах» [4, с. 110]. Бледная и загадочная Лукреция «сидела у стола и делала шляпки» и говорила, «что ей хочется ребеночка», в то время как перед глазами ее мужа Септимуса «по улице мимо него грохочут фургоны; жесткость вопит с плакатов; мужчин подрывают на минах, женщин сжигают заживо» [4, с. 88-89]. Разобщенность героев романа «На маяк» заметна на фоне общих приготовлений к поездке в условиях домашнего уюта, созданного матерью семейства. Лили Бриско размышляет о будущей картине, а маленький Джеймс очень радуется предстоящему путешествию, воспринимая его как «чудо, которого он ждал, кажется, целую вечность» [4, с. 169]. Миссис Рэмзи до последнего верит в возможность осуществления поездки, ведь для нее «все теперь сдвинулось, стронулось. Все теперь будет прекрасно» [4, с. 247]. Мистер Рэмзи громко и жестоко заявляет, что в воскресенье погода будет плохая и поездка на маяк не состоится, и на жену он «смотрел … с насмешливой улыбкой … потому что ему нравилось думать, что не так уж она образованна, не так уж умна» [4, с. 253].

Согласно положению о «персонификации идей»  М.М. Бахтина, диалогические отношения возможны только между «голосами». В романах Вульф субъективные «потоки сознания» героев описаны эксплицитным всезнающим повествователем, а его «голосу» противостоит «голос» имплицитного повествователя, выразителя объективного содержания символических образов. Таким образом, в романах Вульф эксплицитный и имплицитный повествователи участвуют в обсуждении конфликта, в котором на уровне универсального обобщения противопоставляются две идейные концепции: эгоизм людей, который их разъединяет, как это видно в «потоках сознания» героев, и единство людей, выраженное в значении «объединяющих» символов. Это противопоставление равноправно, так как каждая из концепций имеет положительные и отрицательные аспекты: субъективизм утверждает свободу и независимость личности, но грозит самоизоляцией и одиночеством; единство людей составляет их силу, но может привести к конформизму и тоталитаризму.

Именно равноправие концепций романов Вульф делает возможным их диалогическое обсуждение и исключает однозначное решение конфликта, создавая идейную амбивалентность: то ли у людей больше того, что их разъединяет, то ли того, что объединяет. А нерешенность этого конфликта создает необходимый прагматический эффект, который заставляет читателей самостоятельно искать различные способы его решения.

Выводы. Таким образом, вполне очевидно сходство функций идейной концепции имплицитного мифа в романе Джойса и идейного значения «объединяющих» символов в романах Вульф. Основная функция символа и мифа в диалогических произведениях Вульф и Джойса состоит в выражении определенной универсальной идеи, которая равноправно обсуждается в сопоставлении с иными идеями. Разница в способе передачи универсальной идеи состоит только в том, что, а в мифе представлена развернутая идейная концепция, включающая несколько образов и их отношений, а символ выражает ее в одном многозначном образе.

Перспективы. Сопоставление функциональных эффектов использования мифа и символа в романах Джеймса Джойса и Вирджинии Вульф позволило проследить их сходство в выражении универсальной идеи. Это позволяет в очередной раз обнаружить диалогизм романов писателей, предоставляет материал для дальнейшего исследования диалогизма и для диалогической интерпретации произведений английской писательницы.

Литература:

1. Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика [Текст] / Р. Барт. – М. : Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. – 616 с.

2. Белый, А. Символизм как миропонимание [Электронный ресурс] / А. Белый / Сост., вступ. ст. и прим. Л.А. Сугай. – М. : Республика, 1994. – 528 с. – (Мыслители ХХ века). – С. 255-259. // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ. 10556, 23.07.2003. – Режим доступа : http://www.trinitas.ru

3. Gismeteo.UA - http://www.gismeteo.ua/city/daily/4957/